Лицо Пьеррика сморщилось — наверняка таким оно было в шестилетнем возрасте, — и он захныкал:
— Воровка! Украла моего ребенка…
— Кто украл ребенка, Пьеррик?
— Не надо убивать ребенка! Нельзя!
Стоны перешли в рыдания, и медики сделали вывод, что пациенту необходим отдых.
Покидая больницу, Люка и Мари с трудом приходили в себя: оказывается, у Мэри родился ребенок! И он выжил в этом кораблекрушении! Ребенок Риана!
— Если писатель узнает, что жену зарезал Артюс, я не много дам за его шкуру!
Мари с ним согласилась:
— Все говорит за то, что младенца унесла Ивонна, и я опасаюсь худшего.
Люка, включив телефон, просматривал сообщения. Он воскликнул с гневом:
— Не может быть! Артюс и Пи Эм исчезли! Их яхта тоже!
Армель, растеряв всю свою степенность, бродила по двору замка. Она выбежала навстречу Ферсену и Мари, ее наколка сбилась на сторону, лицо было покрыто красными пятнами, она яростно размахивала руками. Чуть не сбив их с ног, она обвинила полицейских в этом двойном исчезновении домочадцев: дескать, те должны были приставить к ним надежную охрану.
— Пи Эм от охраны отказался, — напомнил Ферсен. — В том числе и от вашей…
— Муж в последнее время вел себя как-то странно, ничего не рассказывал, я перестала его понимать. Иногда мне кажется, что он лишился рассудка! Найдите его, делайте же что-нибудь, а не стойте столбом!
В еще большую ярость Ферсен пришел, когда получил по телефону дополнительную информацию. Он отвел Мари в сторону.
— Яхта на радиозапрос не ответила. Локатор зафиксировал дрейфующее судно в секторе Ируаза, но при таком тумане задержать его будет трудно.
Армель продолжала кудахтать, не оставляя их в покое. Люка приготовился дать отпор, но тут его внимание привлекла одна ее фраза: горничная обнаружила в комнате Керсена-младшего странный предмет.
Проводив полицейских в спальню мужа, Армель показала на стоявшего за дверью огромного воздушного змея. На тонкой ткани была изображена женщина с лицом, обрамленным длинными темными волосами, большими зелеными глазами и окровавленной шеей.
— Это же призрак, который атаковал тебя на берегу! — улыбнулась Мари.
Люка, кажется, не оценил ее юмора и показал Армель на ткань, в которой были шесть дырок:
— А это что, я вас спрашиваю? Шесть пуль, полная обойма!
Армель ничего не понимала, она крутилась перед ними, требуя объяснений.
Люка испепелял ее взглядом.
— Знаете, что это? Доказательство вины вашего супруга в том, что он покушался на жизнь полицейского!
Мари вмешалась, не оставив Армель времени на обдумывание его слов:
— В ночь, когда на майора Ферсена напали, согласно вашему утверждению, вы находились в постели вместе с мужем, не так ли? Вам грозят десять лет тюрьмы за дачу ложных показаний и за соучастие в убийстве.
Сноха Артюса наконец стихла и больше не произнесла ни слова.
В сумерки, когда туман слегка рассеялся, на горизонте показался нечеткий силуэт яхты Керсенов.
Лежа на банкетке, неподвижный Пи Эм испустил стон, веки его дрогнули. Он медленно открыл глаза, с трудом приходя в себя. С растерянным видом он посмотрел вниз. На паркете каюты были пятна крови.
Он проследил взглядом: кровавые следы покрывали ступеньки, ведущие на палубу. Поднявшись, он как автомат двинулся по этим следам и очутился на палубе. Там было еще хуже: кровь заливала все вокруг, в черной луже валялся нож.
Машинально Пьер-Мари его подобрал.
Вдруг раздался звук громкоговорителя, и в то же время яхту осветил свет прожекторов.
— Полиция! Руки вверх! Не двигайтесь!
Окончательно деморализованный, он повиновался.
То же выражение полного недоумения отразилось на лице Керсена-младшего и когда Мари вместе с Ферсеном приступили к его допросу в жандармерии.
— Вот что, Пи Эм, отца вашего до сих пор не нашли, кровь на яхте — его, на ноже — отпечатки ваших пальцев. Кроме вас, на судне никого не было, следовательно, выводы напрашиваются сами собой.
— Сколько вам говорить, что на борту был Риан! В костюме аквалангиста… неизвестно, откуда он взялся и куда делся потом! Он и убил отца, клянусь вам! Я пробовал ему помешать, но он оглушил меня, и я лишился чувств.
— Как и во время несостоявшегося свидания с Гвен? Сначала оглушили, потом — потеря памяти? Многовато — два раза, не правда ли? — заметил Люка, прежде чем в разговор вступила Мари:
— Мать мне рассказывала, что в детстве с вами случались приступы сомнамбулизма и амнезии, значит, вы могли убить в бессознательном состоянии и ничего не помнить.
— Нет, это невозможно! У меня впечатление, что я схожу с ума!
— Не советую имитировать сумасшествие, — заявила Мари, — пожизненное заключение в психиатрической клинике не намного лучше, чем тюремное.
— Подтверждаю: еще хуже. Но чтобы дать вам время сделать выбор, дорогой Пи Эм, я пока оставлю вас в камере предварительного заключения, — вынес вердикт Люка.
Он приставил к нему двух жандармов, строго-настрого приказав им не спускать глаз с задержанного. Мари, зевнув, прикрыла рукой рот. Люка протянул ей свой пиджак. Завтра на утро было назначено совещание, и стоило несколько часов поспать.
От Ферсена не ускользнуло отсутствующее, озабоченное выражение лица его спутницы.
— Что-то не так?
— Я обещала поговорить с Кристианом. Наверное, он уже давно меня ждет.
У него родилось желание сделать из шкипера отбивную, но он лишь выместил злобу на авторучке, сдавив ее в кулаке, и удержался от высказывания своих чудовищных предположений, которые приходили ему на ум в связи с этим свиданием. Оставшись довольным своим «самоконтролем», давшимся ему с нечеловеческим трудом, он услышал собственный голос, прозвучавший мягко: