— Боюсь, ты забудешь о наших планах: путешествиях, собственном доме, ребенке… Не бросай меня, Мари, ты мне очень нужна…
Она протестовала, разубеждала Кристиана в своей холодности, хотя уже не была уверена, что сдержит обещания, которые давала вновь и вновь для его спокойствия.
Мари вздохнула, надеясь развеять едва уловимое чувство неловкости, вносившее путаницу в ее мысли, и встала с постели, стараясь не разбудить жениха.
Свободный стул излучал энергию пустоты.
Ив Перек, с лентой мэра через плечо, предложил объявить минуту молчания, чтобы почтить память покойного Жильдаса. В зале заседаний муниципального совета царила тяжелая, давящая атмосфера. Все сидевшие за круглым столом согласились. Среди депутатов присутствовали Лойк и Милик Кермеры, с осунувшимися от горя лицами, пышнотелая красавица Гвенаэль Ле Биан, тоже взволнованная. Напротив Гвен расположился Пьер-Мари де Керсен, с низко опущенной головой, словно во власти мрачных раздумий. На самом же деле он пытался соскрести с брюк крохотное пятнышко, которое никак не поддавалось.
Слово взял Ив, объявив, что на повестке дня стоит один вопрос: можно ли считать пригодными для застройки некоторые земельные участки острова, в частности те, на которые претендовали Ле Бианы для расширения фаянсовой фабрики? Гвен, в первую очередь заинтересованная в положительном исходе голосования, быстрее остальных открыла свою депутатскую папку.
Из ее груди вырвался крик.
То, что она там обнаружила, привело Гвен в состояние шока. Достав листок, она громко прочитала:
— «Голосование будет фальсифицировано, мэр подкуплен». — Оглядев присутствующих, она помолчала и дрогнувшим голосом добавила: — Подписано Жильдасом!
Неверие депутатов сменилось изумлением: во всех папках лежало такое же послание. Лица присутствующих невольно обратились в сторону Ива Перека, который задыхался от возмущения.
— Надеюсь, вы не думаете, что я… — с трудом выговорил он, заглядывая в глаза каждому. Мэр всеми силами старался придать голосу твердость. — Мне не в чем себя упрекнуть… Это… дурная шутка!
Пьер-Мари, задетый за живое, подхватил:
— Очень дурная! Это обвинение отвратительно пахнет! Оно, наконец, просто глупо…
— Не так уж и глупо! — резко оборвала Гвен, вперив голубые глаза в своего противника. — Никто не удивится, если вдруг выяснится, что у Переков и Керсенов общая кубышка! Вы готовы на любую пакость, лишь бы не допустить перевеса голосов в нашу пользу. А если фабрику не расширять, производство заглохнет, вы все это отлично знаете!
— Пока хоть один из Керсенов останется в живых, мы сделаем все, чтобы не дать вам изуродовать остров!
— Он признался, вы слышали? Признался!
— Вы с матушкой готовы на любые жертвы ради денег! В вашей семье все либо отъявленные мерзавцы, либо сумасшедшие!
— Дрянь! Хочешь, чтобы я начала вытаскивать скелеты из твоих шкафов?
Сильный удар кулаком по столу положил конец перепалке. Вопреки обыкновению голос повысил Милик:
— Замолчите! Из уважения к покойному, замолчите!
Только тогда депутаты увидели, что на пороге зала стоит Мари Кермер. В наступившей мертвой тишине она подошла к столу, взяла один из листков и с изменившимся лицом прочла послание. Не произнеся ни слова, Кермер-старший покинул зал. Когда он поравнялся с Мари, рука его легла на плечо дочери. За ним последовал Лойк, не удостоив сестру даже взглядом.
Заседание муниципального совета было отложено.
«Он слишком взвинчен», — подумала Мари.
Ив Перек нервно расхаживал взад-вперед по кабинету. Ему не терпелось немедленно открыть собственное судебное дело, чтобы установить, кем послания были написаны и каким образом оказались в папках депутатов. Мари пришлось буквально силой заставить его остановиться и посмотреть на нее.
— Ответь, Ив, где ты находился в ночь убийства Жильдаса?
— Прекрати, Мари. Говорю как человек, желающий тебе добра. Для твоей же безопасности, прекрати!
— Ты хочешь сказать: «Прекрати искать правду»?
— Поиски могут иметь роковые последствия. Не открывай ящик Пандоры, отступись.
Искренность его тона поразила Мари.
Она хотела возразить, но в двери неожиданно показался Ферсен. Сначала на лице парижанина отразилось удивление, затем досада, когда он увидел Мари в обществе мэра.
— Вы никогда не стучите, прежде чем войти? — ядовито поинтересовалась она.
— Когда рядом вы, такое случается. — Подойдя к Мари, он добавил: — В последний раз предупреждаю, если посмеете мне мешать…
Оборвав его, Мари изобразила оскорбленную невинность:
— Господин мэр должен был проводить брачную церемонию, мы как раз обсуждали, на какой срок ее лучше перенести.
Люка почувствовал, что теряет самообладание, было ясно: над ним издеваются в открытую. Он удовольствовался тем, что резким жестом указал Мари на дверь, и она, притворившись обиженной, удалилась.
Две продырявленные шины… Нет, все четыре.
Автомобиль, на котором приехал Люка, был торпедирован врагом. «Да, чужаков у нас не любят», — сказала себе Мари, и, может быть, впервые за все время, она никого за это не осудила.
Громкий звук хлопнувшей двери заставил ее обернуться. Перек отъехал на полной скорости. К горлу подступил ком: Ферсен не отказал себе в удовольствии сообщить о связи жены Ива с Никола.
Она видела, как парижанин, выйдя из здания мэрии, проследил взглядом за удалявшейся машиной врача. Любопытно, что Ферсен промокал нос платком, и пока он приближался, Мари сообразила, к ее великой радости, что по крайней мере Ив успел слегка отыграться на его физиономии.