Дольмен - Страница 27

— Дерьмо! Бить отца? Никогда тебе не прощу!

Дрожа от гнева, Никола ответил, что плевать ему на его прощение: никому и никогда он не позволит чернить имя Шанталь — единственной, кто его любит!

С трудом поднявшись, Лойк с отвращением взглянул на сына:

— Не желаю больше тебя видеть в этом доме! И на острове! Иначе завтра же отведу в участок, где из тебя моментально выбьют всю дурь, гарантирую!

— Ты сам не знаешь, что несешь, дай я с ним поговорю!

— Нечего с ним говорить!

— Папа…

— Больше ты мне не сын! — зарычал Лойк.

— Лойк, не смей! — простонала Мари. — Клянусь, Нико, он так не думает!

— Вон! Уйди отсюда! — Схватив сестру за руку, Лойк грубо выпроводил ее из комнаты. Никола свернулся клубком на кровати, его плечи вздрагивали от рыданий.

Два часа спустя Мари осторожно постучала в комнату племянника.

— Нико, ты здесь? Ответь, пожалуйста!

Дверь была закрыта на ключ, на голос тетки Никола не отреагировал. Поднялся Лойк, снова потребовав, чтобы она оставила сына в покое.

— Не суйся, куда тебя не просят!

От него пахло спиртным, и, зная, какое оно оказывает действие на брата, Мари решила не спорить, а постараться его переубедить. Они вместе спустились в бар. Она осторожно завязала разговор о ближайшем будущем племянника, но Лойк, по-прежнему рассерженный, обратил свою агрессивность против нее:

— Ты и без того наделала дел! После твоего возвращения на остров нас преследуют несчастья. Неужели не понимаешь, что от тебя одни неприятности?

— Перестань, я здесь ни при чем! Почему все против меня? В чем моя вина? Я делаю все возможное, чтобы найти убийцу Жильдаса, бросаю работу…

— Тебя кто-нибудь об этом просил? Никто! Если и правда хочешь помочь — убирайся отсюда!

Лойк вышел, громко хлопнув дверью, а Мари вновь осталась один на один со своими горькими размышлениями.

Она долго бродила по пляжу, стараясь избавиться от ощущения глубокой несправедливости и непонимания, с которыми постоянно сталкивалась в последнее время, и пытаясь привести мысли хоть в какой-то порядок. Вдруг Мари вспомнила о Кристиане, и ей захотелось поскорее прижаться к груди жениха, вобрать часть его энергии и уже не чувствовать себя такой одинокой. Включив мобильник и обнаружив одиннадцать посланий от Кристиана, она посетовала, что забыла о нем на столько часов. Кристиан сообщал, что был вынужден уехать в Брест на пресс-конференцию и они увидятся лишь вечером, в отеле. «Целую тебя, моя любовь!» — заканчивалось последнее. Мари позвонила, но номер был занят, и она тоже отправила ему весточку, нежную как никогда, поскольку считала себя виноватой.

«Семья Перек», «Семья Кермер». Гордый проделанной работой, Стефан Морино передал парижанину досье, о которых тот его просил. В служебном рвении он составил справку и о Патрике Риане, присовокупив к ней две последние книги писателя.

— На всякий случай не помешает, этот парень не из здешних мест.

— Я тоже, — заметил Люка, чтобы его подколоть.

Специалисту по ритуальным преступлениям никак не удавалось сосредоточиться на досье семейства Кермер. Мысли его навязчиво крутились вокруг Мари. По лицу майора блуждала улыбка — он вновь видел перед собой ее стройное тело, облепленное мокрым платьем, округлую грудь… Он повидал немало красоток, кое с кем был знаком и поближе, но куда им всем до Мари!

Пришлось признаться, что она крепко его зацепила. Со свойственным ему прагматизмом Люка пытался понять, что было в ней привлекательного. Зеленые глаза, неуступчивость, дерзкий характер? Нет, что-то не поддающееся определению, что-то… Телефонный звонок прервал его лирические раздумья. Выслушав своего собеседника на том конце провода, Ферсен повесил трубку.

— Морино!

В проеме двери возникла физиономия старшего сержанта.

— Мне только что позвонили из судебной полиции. Завтра рано утром они приедут за Переком, а на ночь поручаю его вашим заботам.

Тот поморщился, но возражать не решился.

Ферсен встал со стула, снял с вешалки пиджак и захватил книжки Риана, впервые прочитав их названия: «Святилище Керридвен» и «Говорящие камни». Что ж, по крайней мере они будут напоминать ему о деле. Перед уходом он попросил Морино собрать данные о рабочих судоверфи. На этот раз Стефан раскрыл рот.

— Я думал, убийцу уже нашли, — проворчал он, кивнув в сторону камеры Перека.

— А презумпция невиновности? Слышали о такой? Пока не будут готовы результаты анализов, следствие придется продолжать.

Едва за ним закрылась дверь, как старший сержант дал себе волю:

— Ну и тип, слишком много о себе понимает! «Морино, сделай то! Морино, сделай это!»

Дверь снова раскрылась, и послышался голос Ферсена, который не упустил ни словечка из монолога подчиненного:

— Раз уж вы остаетесь, Морино, заведите заодно досье и на Керсенов. Доброй ночи!

Стефан метнул свирепый взгляд в сторону камеры, где Перек неподвижно лежал лицом к стене, и с размаху плюхнулся в кресло.

По случаю приема «настоящего писателя» Армель де Керсен подкрасила губы и достала из шкатулки бриллианты. Званые ужины Керсены устраивали не часто. Изредка они приглашали в гости кого-нибудь из бретонской аристократии: только самых избранных, наименее разорившихся и строгих приверженцев традиций, иногда высокопоставленных чиновников, кто мог впоследствии пригодиться, как, например, прокурор Бреста Дантек и его жена Карлин, всю жизнь сокрушавшаяся, что у нее нет титула. Армель не отказывала себе в удовольствии лишний раз блеснуть: зажигались старинные люстры, извлекались фамильное столовое серебро и скатерти с вышитыми гербами Керсенов.