— Вы отличный полицейский, и ваше место — здесь!
— Я еще и невеста Кристиана. Мое место — рядом с ним.
— Что вы будете делать в Плимуте? Ждать жениха и томиться от скуки?
— Перестаньте!
— Неужели вы надеетесь, уехав подальше, забыть о том, что произошло на острове? — Мари молчала, и он повысил голос: — Убиты ваши братья и племянник, а вы бросаете расследование на полпути. Вот уж не думал, что вы из тех, кто бежит от трудностей, Мари Кермер! Жаль, что я в вас ошибся.
Расчет оправдался — ему удалось задеть Мари за живое.
— Я обещала уехать вместе с ним, — тихо произнесла она. — Но я не только не выполнила обещания, а еще и вела себя отвратительно в последний день перед его отъездом.
Они подошли к сходням. Мари протянула руку, чтобы взять у него сумку.
Раздался второй гудок. Теперь время было на вес золота.
— Ошибаетесь, это он вел себя отвратительно по отношению к вам!
Слово вылетело — путь к отступлению был отрезан.
— Он просто дерьмо, Мари! — Вырвав у него из рук сумку, она стала подниматься по сходням, но тут же остановилась, когда Ферсен продолжил: — Это он угнал яхту, подбросил на борт компас и спрятал спасательный круг в бухте Морга, чтобы заставить вас поверить в успешный побег племянника, хотя тот был уже мертв.
Люка видел, как напряглись ее плечи и спина, рука сжала ремень сумки, пальцы побелели. Внутренняя борьба. Он догадался, что ей стоило немалых усилий не обернуться.
— На спасательном круге обнаружены фрагменты кожи с ДНК вашего жениха!
Вот оно — доказательство. Плечи Мари поникли.
— И это еще не все, — добавил он с раздражением, ибо презирал того, кто вынудил его к подобному признанию. — Бреа и был одним из тех «монахов без головы», которые на вас напали в аббатстве.
Мари все-таки обернулась, и Ферсена хлестнул по лицу ненавидящий взгляд.
— Кристиан не мог такого сделать. Вы лжете! Той ночью он ушел в море, я сама видела.
— Видели шхуну — этого он и добивался. Я предполагал, что вы мне не поверите, поэтому разыщите некого Ноэля Легофа из Канкаля и поинтересуйтесь, где провел ту ночь ваш суженый!
Люка увидел, что она близка к обмороку.
— Сожалею, Мари, но у меня не оставалось выбора, — проговорил он. — Вы мне нужны.
— Вы сами — дерьмо, Ферсен!
С этими словами Мари исчезла внутри парома, Люка хотел было вскочить на борт вслед за ней, но в эту минуту служащий убрал сходни. Не будь он так взволнован, он заметил бы, что с верхней палубы за этой сценой внимательно наблюдал Риан.
Мари долго смотрела на запад, где медленно исчезали очертания острова, со смутным чувством, что там осталась частичка ее души.
— Местные жители говорят, что когда они уезжают из Ланд, в их сердцах поселяется траур… — тихо произнес неслышно подошедший Риан. Он стал рядом, опираясь на фальшборт. — Но время от времени уезжать необходимо, просто чтобы вздохнуть полной грудью.
Она убрала с лица закрывавшую глаза прядь и взглянула на писателя, опять поразившись его дару угадывать ее самые потаенные мысли.
— Вы до Бреста? — спросила она, не расположенная откровенничать.
Риан ехал в Париж, где на следующий день у него была назначена встреча с издателем. Она снова замолчала, наблюдая за игрой только что вынырнувшего дельфина — темную гладь воды пронзила серебристая молния.
— Я случайно стал свидетелем вашей размолвки с Ферсеном и…
— Давайте сразу договоримся, Риан: то, что вы однажды спасли мне жизнь, не повод, чтобы я вывернула ее перед вами наизнанку.
По его лицу пробежала тень. Мари сразу же пожалела, что сорвала на нем гнев, вызванный совсем другим человеком.
— Простите. Меньше всего я хотела вас обидеть.
Писатель улыбнулся, у глаз наметилась сеть тонких морщинок, придававшая ему очарование, перед которым могли устоять не многие женщины.
— Располагайте мной, Мари, если возникнет такая необходимость. — Его голос окрасился легкой иронией. — Кожа у меня крепкая — как у боксерской груши.
Она улыбнулась. Риан достал сигарету, повернувшись спиной к ветру, зажег ее и снова встал рядом.
— В двадцатилетнем возрасте я был безумно влюблен в одну девушку из Белфаста, — заговорил он вполголоса. — Вы слишком молоды, чтобы об этом помнить, но в шестидесятые годы в ирландском обществе было настолько глубокое религиозное противостояние, что мы, католики, часто сравнивали свои выступления за гражданские права с борьбой негров в Америке. В шестьдесят седьмом мы действовали особенно активно. Протестанты, воспринимавшие это как всплеск национализма, объявили нам настоящую войну, и тогда мы были вынуждены встать под защиту Ирландской республиканской армии. — Риан затянулся сигаретой и продолжил: — Исторический экскурс мне понадобился для того, чтобы вы представляли, насколько в те годы была опасна любовная связь между католиком и гугеноткой. Но я был молод, влюблен и готов на все ради встреч с ней, даже подвергая ее жизнь опасности — она могла из-за меня погибнуть.
— И как все закончилось? — спросила Мари, на время забыв о собственных неприятностях.
— Через несколько лет мы расстались, и не по религиозным соображениям, — добавил он с иронической усмешкой.
Мари пожала плечами:
— Вижу, к чему вы клоните, только, по-моему, далеко не все можно оправдать любовью. Отец воспитал меня в уважении к некоторым ценностям, и ложь, обман, махинации в моих глазах — непростительны. — Она покачала головой. — Не могу поверить, что Кристиан повел себя как трус.