Дольмен - Страница 77

Тщетно пытался он гнать от себя страшную мысль, разрывающую его сердце, что все возвращается на круги своя и он снова лишится любимой женщины, которой не в состоянии помочь.

В десять вечера Люка увидел обломки судна, а в нескольких метрах — человеческое тело. Внутри у него все похолодело. Безжизненным голосом он связался с Морино, находившимся еще далеко от места аварии.

Пилот максимально приблизил вертолет к воде и завис. Ферсен побледнел: то, что он принял за водоросли, на самом деле оказалось рыжеватыми волосами, которые покачивались на волнах, вызванных вращением лопастей пропеллера.

Мари лежала на животе без признаков жизни, вцепившись руками в едва торчавший из-под воды деревянный обломок.

Не дыша, Ферсен смотрел, как аквалангист, скрестив руки на груди, камнем упал вниз, прямо на цель. Он подплыл к Мари, оторвал от деревяшки, пропустил под ее руками лямки спасательного пояса, прицепил его к своему костюму и поднял палец вверх.

Пока шел подъем, Люка не сводил с нее глаз. Мертвенная бледность, заострившийся нос, ввалившиеся глаза и бесцветные губы заставляли его опасаться худшего.

Как только Мари достигла высоты двери, он втащил ее в кабину вертолета и осторожно уложил на носилки. Тогда военврач бесцеремонно оттолкнул его и приступил к реанимации. Время словно обратилось вспять. Все это продолжалось долго, слишком долго.

У Мари было ощущение, что она плывет по длинному туннелю. На противоположном его конце Жильдас и Лойк, в ореоле света, делали ей знаки приблизиться. Сердце ее забилось от счастья при виде Никола-ребенка: он неуверенно делал первые шаги, протягивая к ней маленькие ручки. Как она по ним соскучилась! Умирать, оказывается, совсем не страшно — бояться, в сущности, нечего. Мари продвинулась еще немного, предвкушая, с какой радостью она скоро их обнимет. Но кто-то ей мешал, не давал плыть дальше. Сдавленный, доносившийся издалека голос произносил ее имя и просил вернуться. Ну конечно, он принадлежал Ферсену! Ей не хотелось прислушиваться, она очень устала. Зачем Люка ее звал? Но голос настаивал: «Давай, Мари, умоляю, пожалуйста!» Тогда у нее мелькнула мысль о писателе и его словах незадолго до взрыва. Риан, пожертвовав собой, спас ей жизнь. У нее перед ним есть долг. Мари с грустью улыбнулась братьям и малышу Нико, фигурка которого все уменьшалась. Волей-неволей ей пришлось вернуться обратно.

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди Ферсена, когда по лицу Мари пробежала дрожь. Она закашлялась, изо рта хлынула вода. Нет, к счастью, не все возвращается на круги своя: Мари была спасена.

Постепенно она пришла в себя и открыла глаза. Люка догадался, что Мари хочет что-то сказать, и нежно погладил ее по щеке.

— Молчи. Все хорошо. Скоро будем дома.

— Риан… — с трудом выговорила она, — сказал… Гвен… ви… новна.

Пока Люка передавал информацию Морино, которому предстояло для поисков тела Риана обратиться за помощью к подводникам, в лучах заката, в этот неопределенный час, когда солнце, кажется, вот-вот захлебнется морской водой, вертолет развернулся на сто восемьдесят градусов и взял курс на Ланды.

Самые злобные из недоброжелателей Мари, еще недавно поливавшие ее грязью, и те радовались, что «малышка Милика» найдена живой и невредимой. Эту новость бурно обсуждали в портовом кафе, куда, ко всеобщему изумлению, зашли Пьер-Мари и его супруга. За месяц — второй раз. Хотя драматические обстоятельства и сплотили жителей острова, им было чему удивляться. Неужели бывшие аристократы потихоньку перерождались в социалистов?

Хорошо усвоив урок, преподнесенный женой во время прошлого посещения кафе, Пьер-Мари подходил то к одному, то к другому, обменивался рукопожатиями, произносил приветливые слова лично каждому. Армель от него не отставала, порой подсказывая супругу подробности биографии того или иного жителя, если у мужа возникали пробелы в памяти. Гвен явилась, когда он, угощая всех, только что провозгласил тост. Шум мгновенно смолк, радостное оживление понизилось на несколько градусов. Дочь детоубийцы и не могла произвести другого эффекта.

— Проявите великодушие, Пи Эм, — шепнула ему Армель. — Поднесите стаканчик бедняге Гвенаэль, как милостивый соперник, который не в состоянии ударить врага, преклонившего перед ним колено.

Дочь Ивонны поморщилась, увидев приближавшегося Керсена-младшего с улыбкой на губах и стаканом в руке.

— Для кандидата, готовящегося к выборной кампании, ты действуешь оперативно, — ехидно процедил он до того, как крикнуть: — За здоровье Мари Кермер!

Все хором поддержали.

Гвенаэль приняла угощение и, взяв с ближайшего столика нож, постучала его кончиком по стакану, призывая всех к молчанию.

— Прежде всего хочу отметить ее мужество, — звучно произнесла она, — Мари очень в нем нуждалась, проводя расследование на острове, где каждый житель — либо друг, либо родственник. Напрасно мы всё воспринимали в штыки — я первая об этом сожалею и надеюсь, что отныне каждый поддержит ее в поиске истины, ибо никто не найдет покоя, пока с убийцы не будет сорвана маска! — Положив нож, она подняла стакан: — За истину!

Все дружно подхватили: «За истину!» Филипп, стоявший у стойки, поймал взгляд жены и сделал вид, что аплодирует, приветствуя ее блистательную речь.

— Она отлично держится — это невозможно не признать, — шепнула Армель. — Впрочем, перед ней только безвольные телята!

— Вы меня имеете в виду? — тихо поинтересовался Пи Эм.

— Почему не поставите ее на место? Чего ждете? Когда она станет мэром? Встряхнитесь же, черт возьми! Вспомните о ваших славных предках — из уважения к ним вы обязаны вернуть награбленное этими негодяями!