— Ведь браслет принадлежит вовсе не Од, верно?
Нет ответа.
— Хорошо. Рано или поздно я это узнаю.
Жена врача подняла на нее глаза. Час «признания» пробил. Мари уже догадывалась, что оно не доставит ей удовольствия.
— Браслет — мой. Я просто подвесила к нему медальон дочери. И никак не предполагала, что могу его потерять.
Малыш Нико… Мари закрыла глаза, на мгновение представив, как он, словно Бэмби на тоненьких ножках, вытянув руки, делает первые шаги по гостиной Кермеров. Связь Никола и Парижанки шокировала ее не только разницей в возрасте — это само собой, — но у нее возникло ощущение, что все, кого она любила и, как ей казалось, хорошо знала, превратились в абсолютно чужих ей людей.
Приблизившись к частной бухте Переков, Никола сбавил скорость. Стоя по колено в воде, он спрятал водные лыжи в расселину в скале, чтобы их нельзя было увидеть со стороны виллы. На все у него ушло меньше минуты — он это делал не впервой. Молча поднялся по каменным ступенькам и резко остановился, застав сцену прощания Мари с Парижанкой.
— Умоляю, отдайте мне браслет!
— Не могу, Шанталь, он приобщен к делу. Но постараюсь, чтобы как можно дольше о нем знали только вы, я и Никола.
— Спасибо.
— Я на это иду не ради вас.
Никола дождался, когда смолкнет шум мотора «мегари», и только тогда проник на виллу. Шанталь вздрогнула, увидев устремленные на нее чудесные синие глаза с золотистыми крапинками, и первой отвела взгляд.
— Мари обещала ничего не говорить Од о прошлой ночи, — тихо проговорила она.
— Ты не знаешь теткин характер, — вздохнул Никола. — Она на этом не остановится. А уж если узнает, что произошло на самом деле…
Парижанка с тревогой посмотрела на него и почти шепотом предостерегла:
— Она не должна узнать. Ни за что на свете.
На лице Никола отразилось сомнение. Она подошла вплотную и провела рукой по его подбородку. От ее близости у юноши голова пошла кругом.
— Обещай, что будешь молчать!
Окончательно растаяв, Никола кивком подтвердил. Шанталь погладила его щеку почти по-дружески.
— Лучше нам не встречаться какое-то время.
Легко сказать! Не видеть, не касаться ее, не ласкать… Никола не в состоянии был такое представить. Он порывисто обнял возлюбленную, в которой с недавних пор заключался весь смысл его жизни.
— Я тебя хочу.
Те самые слова, что вырвались у него несколько месяцев назад, когда после особенно жаркого теннисного матча он заглянул к ней в душ, чтобы помочь ей завинтить разбрызгиватель, из которого во все стороны хлестали струи воды. Никола хватило одного взгляда.
Позже, правда, Шанталь вступила на привычную колею тех, кто, пресытившись, может позволить себе немного раскаяния: она более чем в два раза старше, хотя и не выглядит на свой возраст, — это уж слишком! Однажды потеряв голову, она не должна продолжать. Три месяца Парижанка вынашивала эту мысль, без конца к ней возвращаясь, но от ее решимости не оставалось и следа, стоило Никола появиться.
Чудо свершилось вновь, и Шанталь покорно дала увлечь себя в спальню. Едва дверь за ними закрылась, она первая раздела Никола, соскользнула к его ногам и прижалась губами к паху. Нарастающая волна желания заставила ее забыть не только о том, что их может застать Ив, но и об ужасах прошлой ночи.
Паром уже стоял на набережной, когда «мегари» припарковался в порту. На темно-синем фоне трубы парома четко выделялась белая надпись, выведенная курсивом: «Компания „Ируаз“». Жильдас говорил, что когда-нибудь обязательно купит эту посудину, которая прямиком будет доставлять туристов к отелю брата…
Вступив на борт, Мари присоединилась к Жанне и Лойку, стоявшим возле носилок с телом в черном полиэтиленовом чехле. Отсутствие отца ее не удивило. Если раньше он и старался поддерживать дочь, то в душе не меньше, чем другие жители острова, противился отправке Жильдаса в Институт судебной медицины Бреста. Милик был верующим. И не столько верующим, сколько суеверным, признавался он сам с улыбкой. Местный же обычай требовал, чтобы покойник не покидал пределов острова. В противном случае душа его обречена на веки вечные блуждать между небом и морем, не находя успокоения. Как ни любил Милик дочь, но вечной муки душе сына он желать не мог.
Укоряющий взгляд матери пронзил Мари насквозь, а от взгляда Лойка сердце ее заледенело. Мари могла поклясться, что она внушает им страх. Хуже — ужас!
Она распрямила плечи, словно стараясь избавиться от наваждения, и направилась к двум мужчинам, стоявшим в стороне. Франк Карадек с чувством пожал руку коллеги — целомудренный способ дать понять, что в мыслях он всегда рядом, — и перешел к главному.
— Других отпечатков пальцев не обнаружено, только твои, — произнес он, возвращая записку, найденную в руке ее брата.
— Даже Жильдаса? — удивилась Мари. — Значит, записку подложили после его смерти?
— Вероятно. Использованные чернила — самые ходовые, бумага тоже. Больше ничего интересного.
Мари кивнула и передала Франку пакет.
— Телефон Жильдаса. — И тут же поправилась, с трудом выговаривая слова: — Он принадлежал ему. Мобильник был сильно поврежден во время падения, внутрь проникла морская вода, и все-таки можно попытаться восстановить сим-карту. Это очень срочно, Франк, — сказала Мари. — Свяжись с лабораторией и позвони, как только будет информация.
От Мари не укрылась тень сомнения, скользнувшая по его лицу.
— В чем дело, Франк?
— Я не знал, что расследование возглавляешь ты, — осторожно ответил он.